Профессор Московского городского педагогического университета Борис Куприянов провел исследование «Жевательная резинка в жизненном мире юных москвичей 1960−1980 годов». Он проинтервьюировал в 2018—2023 годах около 50 человек, детство которых пришлось на 1960−1980-е годы, и выяснил, как ароматная сладкая пластинка способствовала взрослению советских детей, учила юных пионеров рыночным отношениям и монетарной практике. О своем исследовании он рассказал изданию «Коммерсантъ Наука».
История с географией
Жевательная резинка, когда она просачивалась сквозь «железный занавес» в Страну Советов, была артефактом из другого мира. Купить в СССР ее было невозможно. Только «достать», обменять или… дожевать.
Больше всего повезло детям, живущим в столице, портовых городах, на приграничных территориях. Достать заветную ароматную пластинку в яркой упаковке там было проще всего. Иностранцы или моряки могли подарить, обменять или незаконно продать лакомство.
Москва в этом списке стоит обособленно. В столице жили интуристы и представители дипкорпуса. Московские подростки собирались в стайки и в местах массового скопления гостей из-за границы, в Александровском саду, у Большого театра или у швейцаров центральных гостиниц выпрашивали жевательную резинку.
«Первым жевательную резинку как стимул для предпринимательства ленинградских подростков исследовал в 2015 году фольклорист и историк культуры Константин Богданов. Именно он связал жвачку с товарно-денежными отношениями. Мы же проверяли этот тезис на Москве и провинциальных городах (не портовых и не приграничных). И выяснили, что здесь тема дара сильнее, чем товарный обмен», — рассказывает Борис Куприянов.
В регионах, куда иностранцы не попадали, жвачка была чем-то вроде легенды, чтобы приблизиться к заветному миру из западных фильмов, пионеры жевали гудрон и смолу, пока в 1990-е не попробовали свою первую жевательную резинку, правда, тогда они уже были далеко не дети. Так начался процесс вестернизации еды в СССР.
Жвачка как монетарная практика и ритуал
Нет ничего удивительного в том, что такая ценная вещь стала культом, объектом коллекционирования и поклонения. Жвачку можно назвать детской валютой: на нее обменивали что-то ценное — живого котенка или хомячка, получали услугу, например списывали контрольную. Да и просто обладатель жвачки становился центром компании и мог устанавливать в ней свои правила.
Самые предприимчивые делали благодаря жвачке свои первые шаги в бизнесе — культурные практики криминального приключения и корыстного обмена назывались тогда фарцовкой и наказывались по закону. Однако особенно авантюрных ребят это не пугало.
Ценились не только сами пластинки, но и фантики, а также вкладыши. Что с ними только не делали! Составляли внушительные коллекции, гоняясь за особо редкими экземплярами, добыть которые можно было, в том числе играя в незамысловатую, но очень азартную игру. Правила несложные: вкладыш кладется на ровную поверхность, сверху по нему ударяется ладошкой, сложенной «лодочкой». Тот, у кого вкладыш перевернулся картинкой вверх, забирает добычу. Если другие дворовые игры делились на мальчиковые и девчачьи, то хлопанье вкладышей объединяло всех.
Жизнь жевательной резинки дети продлевали, насколько это было возможно. Ее жевали по несколько дней, на ночь лепили за ухо, собирали пожеванные в один комок и подмешивали туда варенья, чтобы вернуть ей сладкий вкус, а для цвета — чернил из шариковой ручки, хранили разжеванные жвачки в холодильнике.
Отдельного упоминания достойна практика «дожевывания» друг за другом. Было совсем незазорно, увидев жующего приятеля, попросить дать пожевать. Иногда одну пластинку жевали по очереди целой компанией.
«Одна из участниц исследования, которое, кстати, проведено в рамках гранта Российского научного фонда, вспоминала, что, когда на кондитерской фабрике „Рот Фронт“ в Москве начали производить жевательную резинку, кто-то из сотрудников принес дочери ароматизаторы, а она поделилась невиданной вещью с подругами. Школьницы сварили ластики, добавили туда ароматизаторы и с наслаждением жевали», — рассказывает Борис Куприянов.
Мифы и легенды мятной пластинки
Со жвачкой как явлением, чуждым для советского человека, пытались бороться. Так, самая массовая газета в СССР «Пионерская правда» (тираж 9 млн экземпляров) с 1961 по 1979 год регулярно пугала читателей историями про то, как пионеры «продают Родину за жевательную резинку» (исследованием этого исторического феномена занимался доцент департамента педагогики МГПУ Алексей Кудряшев).
За жевание жвачки на уроке можно было вылететь из пионеров или получить общественное порицание. А родители внушали детям, что от жвачки портится желудок и вообще, если ее проглотить, то можно умереть.
Не отставал и народный фольклор. В преддверии Олимпиады 1980 года по Москве ходили слухи, что иностранные гости будут раздавать детям «жвачку с бритвами». Долгие годы по разным городам из уст в уста передавали легенды о «цыганах», которые продают отравленные жвачки.
Закат жевательной резинки
Первый удар по фетишизации жвачки нанесло начало производства этого лакомства — конец 1970-х годов. Сначала в Таллине и Ереване, потом в Москве, на фабрике «Рот Фронт». Окончательно свою мифологичность продукт утратил в 1990-е, когда он хлынул в Россию со всего мира.
«Если и есть сегодня в нашей стране универсальный товар, „детские деньги“, как когда-то были фантики и вкладыши от жевательной резинки, но по степени влияния на формирование личности ребенка на сломе эпох это вряд ли сможет сравниться со сладкой пластинкой в яркой упаковке», — считает Борис Куприянов.
Куприянов Борис Викторович 
