8 января 1942 года началось одно из самых масштабных и кровопролитных сражений Великой Отечественной войны — Ржевская битва. Борьба на Ржевско-Вяземском выступе продолжалась 14 месяцев. Мужество советских солдат подо Ржевом, их необычайный героизм, оказали огромное влияние на процесс передачи стратегической инициативы в руки Красной Армии и на начало Коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны.
В 2020 году в Тверской области, недалеко от города Ржев состоялось торжественное открытие мемориального комплекса, посвященного памяти погибших солдат в Ржевской битве. Авторами самого большого памятника советскому солдату в России стали скульптор А.С. Коробцов и архитектор К.Е. Фомин.
К 5-летию мемориального комплекса, посвященного памяти погибших солдат в Ржевской битве, студентка 3 курса института гуманитарных наук Елена Киселева взяла интервью у автора монумента, скульптора — Андрея Коробцова.
Андрей Сергеевич Коробцов — выдающийся современный скульптор, создавший образы генерала П.С. Котляревского, Ивана III, П.А. Столыпина, великой княгини Ольги Константиновны, советского солдата Ржевского мемориала, а также многих других. Его искусство в каждой детали отображает великие страницы истории России.
Очень много ваших работ посвящено героизму, мужеству русского народа, такой собирательный образ русского богатыря, как внешне, так и внутренне. В какой момент вашей работы вы пришли к тому, что именно этот мотив станет ведущим в вашем творчестве?
— Мне кажется, я определился с этим во время учебы в Академии И.С. Глазунова. Там стены будто пропитаны патриотизмом и любовью к Родине, хочешь или не хочешь, а тебе все равно это становится интересно. Сам Илья Сергеевич Глазунов регулярно проводил конференции. Тогда я для себя и решил, что художник должен служить своему народу. Героическая сторона русского народа заслуживает того, чтобы ее изображали.
В основном большинство проектов памятников — это конкурсный отбор. Что в основном побуждает вас участвовать в том или ином конкурсе на проект? Это всегда какой-то личный отклик на определенную тему?
— Всегда личный отклик, потому что это должно, во-первых, заинтересовать. Обычно я один, или мы вместе с Константином Фоминым (архитектор — прим.) читаем условия конкурса: тема, что нужно изобразить. Какой-то образ сразу может родиться или просто становится интересно попробовать решить техническое задание по теме. Если это изначально не интересно, нет никакого смысла. Это должно захватить тебя полностью, и только тогда может получиться что-то интересное.
Вы являетесь автором самого большого мемориала советскому солдату в России, как вы узнали про это конкурс?
— В нашей профессиональной среде о нем слышали все. Я, например, регулярно захожу в интернет и забиваю в поисковую строку «объявлен конкурс на памятник», и появляются какие-то новости. О конкурсе на эскиз для Ржевского мемориала было написано очень много, сайты были созданы, поэтому это было не сложно.
— Практически ничего, и как раз это и зацепило в первую очередь, потому что это невероятно крупное сражение, огромное количество жертв, и, мне кажется, оно стратегически важное значение имело, но в школьном учебнике я не помню никакого упоминания об этом. Поэтому захотелось посредством своего творчества об этом рассказать.
Когда вы работаете над проектом, в частности над историческим, на сколько вам важно погружение в исторический контекст и тему? Что вы делаете для того, чтобы больше прочувствовать дух эпохи или события?
— Обязательно условие — это как можно больше читать, потому что чем больше ты будешь знать, тем больше деталей ты сможешь добавить в скульптуре, а это крайне важно. Мне было бы просто обидно, если бы поставили памятник, который не соответвует действительности, поэтому нужно как можно больше впитать в себя информации, осмыслить ее, и потом через призму своего восприятия выплеснуть это в работу.
Коснулись ли события Великой Отечественной войны вашей семьи?
— Так получилось, что мне уже об этом никто не рассказывал, в сознательном возрасте я не застал ни бабушек, ни дедушек, которые бы могли это сделать. Я знаю, что три брата бабушки были на фронте. Один пропал без вести, второй прошел всю войну, у него довольно интересный боевой путь, есть награды, а третий был ранен практически сразу и вернулся обратно.
Менялась ли идея мемориала в процессе разработки, и когда впервые вас посетила идея с журавлями?
— Сам проект прошел огромное количество переработок, много чего пробовали изменить. Основные изменения от конкурсного проекта — это плащ-палатка и гимнастерка, то есть замена самой формы. Дело в том, что во время Ржевской битвы еще не было погон, и шинель просто выглядела как пальто или немецкая одежда, они все были похожи друг на друга. Сложно изобразить так, чтобы это было именно советской шинелью. Поэтому было принято решение заменить ее на более привычную для всех гимнастерку и плащ-палатку. Идея с журавлями возникла сама собой, это «напрашивалось». Изначальной задачей было сделать душу солдата, «растворить» ее в воздухе. Мы пробовали сделать это по-разному, но выходило неубедительно, поэтому пришли к решению, что это должны быть какие-то понятные, ясные для всех элементы. В какой-то момент мы заменили лохмотья одежды журавлями и попали в десятку.
— Работа над Ржевским мемориалом заняла примерно три года, а если говорить про этапы, то первый — это создание эскиза и его согласование с заказчиком, второй этап — лепка в натуральную величину, третий — формовка и литье, и финальный — сборка на месте, тонировка.
Что было самым сложным в создании мемориала?
— Самым сложным было придумать идею, как-то «расшатать» свое воображение на что-то необычное, потому что хотелось сделать так, чтобы и нам самим понравилось, было огромное количество разных эскизов. Вообще, возвращаясь назад, я понимаю, что и сам процесс был достаточно тяжелым. Это чудо, что мы все успели вовремя, потому что моментов, где что-то могло пойти не так, было много. Тут надо отдать должное большой команде, которая работала над проектом. Контроль от заказчиков, Российского военно-исторического общества, был так же важен. Без регулярных совещаний было бы сложно уложиться в срок, а так нас все время держали в тонусе.
— Здесь заслуга именно заказчиков. Российское военно-историческое общество объявляло конкурс, и первый тур был аннулирован, потому что ни один из проектов не был принят как раз из-за того, что все были пафосными, в том числе и наш, где раненный солдат поднимает знамя. После закрытия первого тура было написано новое техническое задание с главным тезисом «добавить души». Еще раз вчитавшись в материалы по Ржевской битве, мы поняли, что это действительно не пафос, а большая трагедия, и попытались это изобразить.
Чьи черты вы взяли за основу, чтобы создать образ солдата?
— Это был собирательный образ. У нас были фотографии солдат, участвовавших в битве. Пришла идея, что будет правильным, если от одного взять глаза, от другого — нос, от третьего — губы. Более того, этот образ у меня заключен не только в Ржевском мемориале. В этом году я открыл памятник героям СВО в Ноябрьске. Проект называется «Земля предков» и представляет собой солдата, который стоит на земле, где лежат орудия тех, кто приходил на русскую землю раньше: тевтонский шлем, монгольское копье, польский летучий гусар, мушкет 1812 года, а также современные квадрокоптеры и американский М-4. Этому солдату я тоже слепил портрет, отдаленно напоминающий Ржевский мемориал. Получилась целая история: подо Ржевом Родину защищал его дед, а сейчас этот солдат тоже служит своей стране.
— Мне кажется, это дружба. Мы не стесняемся друг друга критиковать и высказывать все то, что думаем об идеях, которые предлагаем (улыбается). И в процессе такого обсуждения все лишнее отсеивается, как шелуха, и остается главное, что получилось скомпилировать из всех наших идей.
Очень много ваших памятников посвящено историческим деятелям. Есть ли у вас любимый исторический период?
— Мне очень нравится былинная Русь, период правления Рюриковичей. Возможно, потому что все это уже обросло мифами и сказками.
Как вы считаете, главная функция искусства — это самовыражение ее творца или донесение какой-то общественно-значимой мысли?
— Я думаю, это и то, и другое, это неотделимо.
То есть, это всегда единение двух этих элементов?
— Конечно. У художника должен прочитываться какой-то общий язык. Должно быть понятно, что это сделал именно он. Для искусства важно, когда ты можешь смотреть на работы, например, О. Родена, и сразу понимать, что это Роден. Чтобы нельзя было ни с кем спутать. И Илья Сергеевич Глазунов, ректор Академии, учил: перед тем, как взяться за работу, надо понять: зачем ты это делаешь?; что ты хочешь этим сказать?; и, если ты хочешь это сказать, то почему ты делаешь это именно так? Когда ты задаешь себе все эти вопросы, начинаешь понимать, для кого ты это делаешь, и какой образ должен появиться у человека, когда он будет смотреть на твою скульптуру. Мне кажется, что крайне важно подтолкнуть человека включить воображение. Например, это есть у Ржевского мемориала, когда очевидец начинает дорисовывать себе свои образы.
Это, скажем, невидимый диалог между творцом и другим человеком.
— Да, и мне кажется это очень важно. Я когда делаю работы, думаю о том, что хочу сказать, и что я хочу, чтобы человек почувствовал, когда увидел эту работу.
На какого скульптора вы равнялись во время своего обучения?
— Вот в ученическое время у меня был какой-то нигилизм: я смотрел на работы других скульпторов и думал: «ерунда, я тоже так могу», а вот прошло время, я снова обращаюсь к тем же работам, но уже с мыслями: «Да как вам это удалось? Как вы это сделали?» (смеется). На самом деле впечатляет очень многое: советская школа очень крепкая. Из скульпторов это П. Трубецкой, О. Роден, Микеланджело. Вот как можно было сделать «Пьету» в 24 года? Это невероятно.
— Очень много всего смотрю. Дело в том, что, просто прийдя в музей или листая книги по искусству, ты зачастую ничего не видишь. А когда ты лепишь чей-то портрет и открываешь, например, книгу Н. В. Томского или Л.Е. Кербеля, глаз сразу цепляется за определенные моменты, и ты видишь то, чего раньше не замечал. То есть много всего открывается в чьих-то работах, когда ты создаешь что-то свое. Я считаю, для своего профессионального роста во время творческого процесса нужно обязательно обращаться к работам тех, кто уже делал что-то до тебя в этой сфере.
Каким проектом, не считая Ржевского мемориала, вы больше всего гордитесь?
— Пока есть два проекта. Все остальные скульптуры, если бы была возможность перелепить, я бы чуть изменил. А вот памятник генералу П.С. Котляревскому и проект «Земля предков» в Ноябрьске, я бы менять не стал. Пока они мне нравятся больше всего.
— Я бы поставил памятник русскому балету. Была история: объявили конкурс на памятник в честь русского балетного искусства, и я в нем выиграл. Но умерла М.М. Плисецкая, и в итоге решили ставить памятник ей. А это моя любимая работа, поэтому я бы очень хотел ее установить.
— Мне кажется, это педагоги должны заинтересовывать, рассказывать так, чтобы это было интересно, потому что мне в школе преподавали историю следующем образом: учитель задавал писать конспект по параграфу и уходил. Конечно, это не вызывало никакого интереса абсолютно, и увлекаться историей я начал, когда в Академии Илья Сергеевич Глазунов с горящими глазами увлеченно рассказывал о событиях прошлого. Он пережил блокаду, поэтому рассказывал и об этом, и вот именно тогда мне захотелось узнать обо всем побольше, начал изучать. На самом деле, это интересно каждому, просто нужно ему об этом сказать, помочь понять.
Интервьюер: Елена Киселева, студентка 3 курса института гуманитарных наук.
