Андрей Иоффе, эксперт Московского городского педагогического университета, рассказал «Учительской газете» об отечественных традициях педагогики и почему их необходимо знать:
Считаю, что разговор об отечественных традициях педагогики и уроках исторического опыта для сегодняшнего дня не только интересен, но и необходим. В последние годы замечаю тенденцию придумывания новых трендов, которые в реальности оказываются обновленным и чуть измененным прошлым. И тут трудно не согласиться с точным высказыванием Гавриила Романовича Державина: «Новость часто бывает не иное что, как забвение прошедшего». Поэтому историкам хорошо известно, что многое в этой жизни уже было и возрождается в новых условиях по давно известным алгоритмам и шаблонам. Но есть и другая крайность — цепляться за прошлое, стремясь вернуть «лучшие примеры», о чем говорил другой наш соотечественник — А.С.Пушкин: «Люди никогда не довольны настоящим и, по опыту имея мало надежды на будущее, украшают невозвратимое минувшее всеми цветами своего воображения».
Начнем с понятия «советское образование», которое у нас считается в общественном сознании одной системой, хотя даже в относительно короткий по историческим меркам период советской истории таких систем можно найти как минимум четыре. Конечно, никто не спорит с тем, что в 40‑50‑е годы после акцента на математическом образовании СССР добился поразительных успехов, в числе которых первый спутник Земли (слово «спутник» во многих языках именно так теперь и произносится) и полет в космос первого человека — Ю.А.Гагарина. Даже всегда очень щепетильно относящиеся к чужим заимствованиям Соединенные Штаты Америки пересмотрели свое математическое образование с учетом советского опыта. Но я бы не стал делать общий вывод о том, что вся система была передовой и лидирующей. Касалось ли это исторического и литературного образования (данные предметы были предельно идеологизированы), преподавания иностранного языка? Вспомним, что в первые послевоенные годы не было всеобщего 10‑летнего образования, проводились эксперименты с раздельным обучением девочек и мальчиков. Таким образом, базовый тезис по отношению к педагогическому опыту прошлого для меня таков: невозможно вернуть все назад и полностью копировать даже самые успешные наработки в современных условиях (с учетом технологических, социальных, материальных и организационных изменений).
И это не значит «бросать своих» и пренебрегать достигнутым, удивляться сделанным открытиям и прислушиваться к классикам. К сожалению, не произошло глубокого научного исследования результатов деятельности учителей-новаторов. Их опыт во многом оставался передовым, но не массовым, ориентиром, но не повседневной практикой обычной школы. Он от этого не становится менее ценен. Труды были опубликованы и даже публично отмечены. Но перестраивались ли учебники, проводилось ли массовое обучение (подчеркну, массовое, а не силами энтузиастов и болеющих за дело педагогов)? Я сам учился в обычной нестоличной школе в 1970‑е годы, поэтому представляю, что существовало на практике (причем даже не в селе и не так далеко от Москвы).
По поводу идеологической основы и силы марксистско-ленинской теории в образовании. Да, формально деидеологизация произошла в 1990‑е годы, но формализация и ритуализация начались раньше. По крайней мере, в 1970‑е годы точно массовые воспитательные мероприятия перестали быть живым делом и вызывать позитивные эмоции. Оставались участие в демонстрациях, работа на колхозных и совхозных полях осенью по сбору урожая, смотры строя и песни, сборы макулатуры и общие линейки. Но стал уходить дух. Учителя, помнившие войну и разруху, испытания и серьезные трудности, пытались внушить важность идей вождей пролетариата. Но без новых решений и поисков они постепенно превращались в оболочку. Так что идеология сдала свои позиции в образовании раньше, чем исчез СССР. Но при этом я бы не стал говорить, что понятие «закономерности исторического развития» ушло из образования. Сам был учителем в конце 1980‑х и в 1990‑е годы. Причинно-следственные связи никто не забывал, причем и про марксизм тоже говорили, но теперь уже в качестве одной из теорий. Другой вопрос, что провозглашенные ценностные ориентиры и жизненные реалии расходились очень сильно, сея в сердцах молодых людей цинизм и недоверие. Как учить важности познания мира и абстрактного мышления на фоне «новых русских», неграмотных политиков, красивых рекламных роликов и эстрадных опусов, призывающих не напрягаться и не перетруждаться? Все помнят про мажоров — детей «уважаемых людей». Миф о равенстве окончательно был дезавуирован уже и без попыток соблюсти внешние приличия, которые были в советское время. Старались, конечно, по мере сил, это был бой Дон Кихота с ветряными мельницами. Абстрактные принципы пришли в столкновение с практикой и повседневностью. Отсюда я бы вывел второй тезис: любые изменения в образовании должны опираться и согласовываться с изменениями в общественно-политической жизни, стать образом жизни и разделяться авторитетными взрослыми на ценностном, а не ритуальном уровне.
С чем можно однозначно согласиться, так это с низкой степенью осмысления образовательной действительности. Какие у нас были серьезные и массовые исследования с привлечением значительных материальных и интеллектуальных ресурсов? Боюсь, что изменение ценностных парадигм происходило так часто, что любые исследования устаревали, еще не успев принести аналитическую пользу. Может быть, мы приходим сегодня к этой идее? Пока не могу уверенно положительно ответить на этот вопрос. Но призывал бы к проведению серьезных исследований. Например, учебников с точки зрения их предметных, метапредметных и личностных (воспитательных) ориентиров. И делать после этого выводы не только на основе наших частных бесед с отдельными педагогами (у каждого найдется в этом плане что рассказать сообществу нового и интересного), а по релевантным результатам исследовательской работы. Еще один тезис выглядит так: системные изменения в образовании стоит проводить после анализа имеющейся ситуации и запросов разных групп благополучателей в образовании (в том числе родителей и обучающихся).
Согласен с тем, что аргументация, умение доказывать то или иное положение, понимание закономерностей, а в целом умение думать сегодня становятся дефицитом в обществе (образование ведь не оторвано от общества). Критическое мышление, конечно, не готовность все и всегда критиковать (на мой взгляд, точнее было бы говорить об аналитическом мышлении, но можно просто более точно использовать уже имеющееся понятие). Но я бы поспорил, что критическое отношение приводит к нивелированию ценностей. Скорее к этому приводят двойные стандарты, когда для одних признается важным их придерживаться, а другие становятся исключением. Именно организация процесса мышления может помочь в решении проблемы неосознанности и нежелания размышлять. Как и вообще особый акцент на организационной культуре, которая, на мой взгляд (и это тоже хорошо бы исследовать), находится в дефиците не только в образовании. Кстати, в документах везде провозглашается ориентир на достижение комплекса личностных, метапредметных и предметных результатов. Но провозглашать можно, а воплощать в жизнь не всегда получается.
Вот здесь точно полезно еще раз подчеркнуть идеи педагогики сотрудничества, но их можно расширить до кооперативного обучения, когда и освоение новых знаний происходит в совместной деятельности, интерактивной стратегии. А чтобы избежать нередко происходившей в последнее время девальвации групповой работы, нужно грамотно выстраивать целеполагание, давать четкие инструкции, контролировать временные затраты. Нельзя сказать, что в знаниевой составляющей современная школа мало требует от учеников. Но подходы к ее освоению остаются актуальным вопросом для обсуждения. Представляется перспективной совместная работа в этом направлении. Не только учеников, но и педагогов. Не случайно сейчас в образовании помимо традиционных методических объединений появляются профессиональные обучающиеся сообщества (ПОС), в которых педагоги решают конкретные общие проблемы, обмениваются своим опытом, вырабатывают стратегии действий. И пока остается мечтой, чтобы родители так же ценили и уважали школу, как это было в советское время.
Отечественный историк В.О.Ключевский уточнял классическое определение истории Цицероном как учительницы жизни, утверждая: «История не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков». Надо помнить весь лучший опыт, анализировать ошибки и создавать новые решения на твердом фундаменте научного знания, а не на зыбком песке мнений, тенденций, сиюминутных потребностей. И тогда воплотится в жизнь фраза Овидия: «Мы восхищаемся древностью, но живем современностью».
