С 25 по 27 ноября 2019 года Лаборатория социокультурных образовательных практик Института системных проектов МГПУ проводит конференцию «Педагогика искусства» памяти Л.А. Сулержицкого. Исследуя театральные практики, сотрудники лаборатории единогласно отмечают, что значительную роль в развитии театральной педагогики в России сыграл Леопольд Антонович Сулержицкий. Судьбе этого выдающегося педагога мы и хотим посвятить эту статью.
Леопольд Антонович Сулержицкий (1872 — 1916)
Лев Леопольд Мария, милый Сулер, дядя Лёпа
Лев Леопольд Мария Сулержицкий родился 27 ноября 1872 года. Прежде всего он остался в истории как руководитель Первой студии МХТ, хотя для русской культуры он значил гораздо больше.
Учитель. В 12 лет он впервые становится учителем — учит крестьянских детей в селе под Киевом. В 22 года учит грамоте матросов и проституток в Одесском порту. В 24 года учит грамоте солдат и офицерских детей на границе Туркестана и Афганистана. И ещё немного учит огородничеству и ирригации офицерских жён. В 26 лет учит крестьян-духоборов основам морского дела, основам гигиены и оказанию первой медицинской помощи, основам земледелия в индейских резервациях в Канаде. В 34 года на даче в Крыму учит детей сотрудников МХТ строить лодки и вигвамы, ходить в плавание и в походы, различать растения и отыскивать родники. В 38 лет становится учителем Евгения Вахтангова, Михаила Чехова, Серафимы Бирман и других великих артистов — руководителем Первой студии МХТ.
Режиссёр. В 12 лет он осуществляет свою первую режиссёрскую работу — с товарищами по гимназии он ставит «Гамлета». В 35 лет вместе с Ильёй Сацем в доме Станиславского он ставит оперу «Евгений Онегин». В 36 лет становится сотрудником Московского Художественного Театра. Совместно со Станиславским осуществляет постановку пьесы Г. Гауптмана «Драма жизни». В 37 лет совместно со Станиславским сочиняет легендарный спектакль «Синяя птица», который становится в истории театра первым профессиональным спектаклем для детей. Затем самостоятельно осуществляет постановку «Синей птицы» М. Метерлинка в Париже. Работает вместе со Станиславским над спектаклями «Жизнь человека» Л. Андреева и «Живой труп» Л. Толстого. Как режиссёр-педагог помогает Шаляпину в работе над оперой «Дон Кихот». В 40 лет ставит «Провинциалку» И. Тургенева со Станиславским и Лилиной в главных ролях. И тогда же становится художественным руководителем всех постановок Первой студии МХТ, включая знаменитого «Сверчка на печи» по Ч. Диккенсу. Леопольд Антонович умирает в 44 года, мечтая о постановке диккенсовских «Колоколов».
Что ещё? В 14 лет он под руководством В. Васнецова участвует в росписи Софие-Киевского собора. В 16 лет поступает в Московское училище живописи, зодчества и ваяния в Москве. В 22 года становится матросом, ходит в кругосветки, расписывает пароходы. В 25 лет печатает на гектографе запрещенные произведения Льва Толстого. Перевозит по просьбе Толстого более 5000 духоборов в Америку. В 28 лет по просьбе Горького работает связным РСДРП, едет во Францию и Швейцарию, привозит шрифт для подпольного издания большевистской газеты «Искра». В 29 лет пишет свои первые повести «Дневник матроса» и «С духоборами в Америку», которые Горький печатает в издательстве «Знание». В 31 год служит санитаром в русско-японской войне. Не раз сидит в тюрьме и оказывается в ссылке. Спасает рукописи Толстого от духовной полиции, спасает Станиславского от брюшного тифа. Записывает за ним основы знаменитой «Системы».
Он много пишет. Стенографирует репетиции Станиславского, публикует статьи о театре и повести. Каждое его письмо — удивительный документ эпохи. Много пишут о нём: Константин Станиславский, Сергей Толстой, Максим Горький, Леонид Андреев, Наталья Сац… Кто только не пишет… Его черты и фрагменты судьбы угадываются в некоторых героях пьесы Л.Н. Толстого «И во тьме свет светит» и эзотерического романа К.Е. Антаровой «Две жизни».
«Часами он занимался нами, нашим воспитанием, нашими играми, прогулками, купанием. Неверно говорить „играми“ — это была одна бесконечная на все лето игра, в которую входило все, чем бы мы ни занимались. Основное в этой игре было то, что все мы были моряки. Были плавания особо дальние, с ночевками у костра в „вигваме“ (из брезента и парусины). Взрослые портили игру. Портили, во-первых, тем, что волновались за нас — что мы утонем, что простудимся, что сгорим на костре, когда прыгаем через него в диком охотничьем танце племени дакотов, расшибемся, когда ласточкой летим с обрыва в прибрежный песок
и т. д. ; во-вторых, еще больше портили игру тем, что не верили в игру. Самое страшное для ребенка, если кто-то рядом не верит в его „как будто бы“.Сулер верил — не притворялся. Мы знали, что дядя Лёпа, Сулер, играя с нами, верит в то, во что мы верим. Он вместе с нами поднимал со дна моря затонувший сто лет назад пиратский пятидесятипушечный фрегат и открывал боченки с изумрудами и рубинами, затонувшими на нем. Он раскапывал древний курган и находил там похороненную две тысячи лет назад принцессу (Таню Гельцер), которая спала „лекарическим“ сном, и мы ее оживляли и учили говорить по-русски, так как она знала только древний сарматский (язык мы тут же сочиняли). В этом и была подлинность проникновения его в систему Станиславского, самую сущность Художественного театра.
От этих наших игр, которых Сулер не был режиссером, а только участником, шел прямой путь к жизни „Первой студии“, где Сулер был руководителем. Нами он не руководил, он только отвращал нас от грубого, жестокого, кровожадного. Можно было, например, охотиться на акулу — он сам тащил отяжелевшую от времени черную корягу со дна Днепра — „гигантскую пожирательницу детей“ — падал под ударами ее хвоста, связывал ее
и т. д. Но нельзя было, даже играя, стрелять из лука в Капсюля и Серку (наших собак), хотя они были в игре „вепрями“ или „медведями“ — надо было их („вепрей“ и „медведей“) приручать, искать дружбы с ними.
Трудно, конечно, представить себе, какими бы мы все получились без Сулера, но мне кажется, и я думаю, что все те, кто рос под его влиянием, согласились бы со мной, — что все мы были бы много хуже и что из того хорошего, что есть в нас, мы большей частью обязаны ему.
Мне кажется, что из сулеровских игр, из его празднеств, родилась через девять лет игра-праздник „Принцесса Турандот“, гениальное творение Вахтангова».
Может быть, этот текст лучше, чем другие, открывает, в чём была загадка театрально-педагогической «Системы Сулержицкого». Он был одарён способностью к полноценному искреннему общению и проживанию. Все люди, встречавшиеся ему на жизненном пути, были для него необыкновенно ценны и интересны. Подключаясь к их жизни, их интересам и нуждам, он сам учился у них всему, чем они были одарены, и дарил им всё то, что было им по-настоящему необходимо. Дарил опыт, знания, умения в поэтических играх, талантливых импровизациях, вне скучной дидактики. Потому что он сам искренно жил этими интересами, играми, образами, поэзией живой жизни.
Мы не знаем, приходилось ли ему читать немецкие труды о природоосообразной педагогике, американские работы о методе проектов. Он много читал: и о медицине, и о психологии, и вообще о современной науке. Но мы точно знаем, что он видел своими глазами и изучал жизнь и традиции индейцев, жизнь еврейских местечек, моряков и батраков, жизнь азиатской пустыни и многое другое. Он пахал землю, лечил, работал водовозом и боцманом, изучал медицину и живопись. И всегда вникал во всё, и всё освоенное втягивал в свою повседневную жизнь, бесконечно расширяя свой мир и миры всех, кто с ним соприкасался. Именно поэтому в его педагогике легко разглядеть множество принципов и методов, которые стали так актуальны для всего XX и XXI века. Это и метод погружения, и метод проектов, и метод творческой импровизации, и театрально-игровые методы, и принцип поддерживающей педагогики, и принцип создания единой событийной детско-взрослой общности, и многие другие. Он воплотил всё это в своей педагогике одним из первых. И одним из первых естественным образом соединил всё это. Но что точно он нащупал и сделал первым — это один из основных принципов «Педагогики искусства». Его педагогика основывалась на образно-метафорическом пути постижения реальности. Она удовлетворяла потребность его больших и маленьких учеников в неутилитарном, творческом познании и преображении мира, в его преображении во имя красоты, поэзии и гармонии.
Когда вчитываешься в страницы его биографии, написанной множеством свидетелей, становится ясно, что без него русская культура была бы существенно иной. Он из тех загадочных фигур Серебряного века, кто помог многим явлениям науки, культуры, социальной жизни, состояться, воплотиться, проявиться. При этом сам он всегда оставался в тени. И даже самые образованные люди сегодня, прекрасно зная, какую роль сыграли в русской культуре писатели Л. Толстой и М. Горький, художники Н. Ге и А. Голубкина, режиссёры К. Станиславский и Е. Вахтангов, не знают, какую роль в их жизни, творчестве, их социальном служении сыграл Лев Леопольд Мария Сулержицкий. Есть множество причин, которые объясняют его безвестность. Их так много, и все они так весомы, что в итоге ни одна не является определяющей. Его личность и судьба остаются окутанными флёром тайны. Может быть, так и должно быть, потому что, как известно, тайна — главная движущая сила познания и творчества.
Автор: Александра Никитина,
ведущий научный сотрудник
лаборатории социокультурных образовательных практик
Института системных проектов МГПУ, театровед, кандидат искусствоведения
